«Многие из тех, кто никогда не изучал алхимию, считают ее нагромождением пустых грез и измышлений, отражающих суетное желание получить искусственное золото, желание, порожденное либо банальной алчностью, либо безумным стремлением стать равным Создателю. В то же время люди, всерьез изучающие алхимию, очень скоро обнаруживают за этой побочной целью особое и совершенно не поддающееся описанию очарование».
(Грийо де Живри, "Собрание колдунов, чародеев и алхимиков”, 1929)
«Иногда стремящийся к тайне находит сокровище иного рода»
(Альбер Пуассон, «Теории и символы алхимиков»)
Человек привыкает ко всему. Любая новинка, недавно вызывавшая у него восторг, очень быстро занимает свое место в унылом ряду обыденной реальности, а любая дерзкая идея через пару лет воспринимается как «анекдот с бородой». И вот уже наши дети не могут понять, как это мы ухитрялись делать уроки без компьютера, а мы сами не представляем своей жизни без телефона и телевизора, не говоря уже о таких мелочах, как, скажем, шариковая ручка. Мы не обращаем особого внимания на окружающие нас вещи, наш взгляд скользит по ним – и только. И мы практически никогда не задумываемся о том, как бы мы жили, если бы хотя бы одно, пусть даже не слишком серьезное с нашей точки зрения открытие, не произошло бы в свое время. Возьмем, к примеру, фарфор. Казалось бы, ничем не примечательная вещь, не относящаяся к предметам первой необходимости, - кому, кроме коллекционеров, сегодня есть дело до каких-то там чашечек и вазочек? Оказывается, много кому. Этот материал сегодня используется не только для изготовления посуды и предметов искусства, но также задействован и в электронике, и в авиационно-космической промышленности, и в сфере музыки, и в медицине. А скольких изобретений бы не существовало, не будь у ученых-изобретателей под руками фарфора? Ведь до 18 века технология его производства была в Европе неизвестна, а те образцы, что привозились с Востока, были редки и стоили баснословно дорого. Но судьба многих открытий причудлива и необычна, и некоторым вещам суждено было быть открытыми дважды. Случилось так, что секрет фарфора в 1704 году стал известен европейцам. Его совершенно случайно разгадал один не сильно удачливый молодой немецкий алхимик.
В погоне за золотом
В сознании людей понятие алхимии прочно связано с поисками средства для превращения неблагородных металлов в золото. Просвещенный мир веками будоражили слухи о «философском камне» - некоем веществе, способном, будучи добавленным в расплавленный металл, совершать так называемую трансмутацию, или хрисопею – то есть превращать его в чистое золото. «Философский камень» можно было получить только в результате кропотливой работы: сначала надо было провести годы над расшифровкой путаных трактатов авторитетных алхимиков, а затем – десятилетия просидеть в подвале среди чадящих реторт с таинственными веществами, постоянно поддерживая нужную температуру нагрева. При упоминании слова «алхимик» наше воображение рисует изможденного аскета с фанатично горящими глазами, одержимого поисками «камня», при помощи которого он осуществит свою вожделенную трансмутацию и наконец-то, на склоне лет, не будет ни в чем нуждаться благодаря герметическому золоту. Многолетняя работа в темной душной лаборатории вконец подорвала его здоровье, а постоянное вдыхание ядовитых испарений, в частности, ртутных, - помутило его рассудок. Он стар, слаб, болен и безумен – такова цена за дерзкую мечту молодости. Вот до чего могут довести пустые грезы о мгновенном богатстве и глупые сказки авантюристов и шарлатанов. Нет, золото не берется из ниоткуда, из кучи бесполезного лома – золото надо заработать. Так думает большинство людей в наши дни, того же мнения люди придерживались и триста лет назад. Правда, встречались и исключения, подобные мэтру Ласкарису, у которого была одна цель в жизни - распространять и доказывать истинность герметической науки. Этот странный человек, не менявшийся внешне в течение десятилетий, по слухам, являлся адептом – то есть алхимиком, которому удалось получить «философский камень». Многие годы он занимался тем, что выбирал кого-нибудь, интересующегося алхимией, дарил ему небольшое количество «порошка проекции», т.е. толченого «камня», и настоятельно просил проводить публичные сеансы трансмутации, дабы укрепить веру людей в реальность алхимических опытов. Сам же Ласкарис почти не показывался людям. И этой истории не суждено было бы случиться, если бы в один прекрасный день ему не пришло в голову взять ученика.
Помощник аптекаря
В 1701 году Ласкарис знакомится с Иоганном Фридрихом Бёттгером (это имя иногда ошибочно пишется как Бёттигер). Их знакомство было весьма нетривиальным: прибыв в Берлин, Ласкарис притворился больным и послал слугу в аптеку мэтра Цорна за лекарствами. Аптекарю было некогда, и он поручил это дело девятнадцатилетнему Бёттгеру, своему помощнику. Юноша понравился Ласкарису, чья мнимая болезнь моментально исчезла. Они стали встречаться и беседовать о герметическом искусстве. Молодой Иоганн Фридрих признался, что страстно увлечен алхимией, выучил наизусть все доступные труды по данному предмету и пытался применить свои познания на практике. Также он поведал о том, что вынужден держать свое увлечение в тайне, дабы не прослыть безумцем. Тогда Ласкарис открыл ему, что сам является адептом, и какое-то время занимался с ним, а перед тем, как покинуть город, вручил ему в знак дружбы две унции «порошка проекции», наказав никому не говорить, откуда взялся порошок, применять его только для демонстрации опыта, а первую трансмутацию провести в строго определенный срок и ни днем раньше.
Едва дождавшись урочного часа, Бёттгер произвел свой первый опыт, свидетелями которого стали такие же, как он, помощники аптекаря, ранее насмехавшиеся над его страстью к алхимии. Опыт был удачен, и обрадованный юноша попросил у хозяина расчет, дабы отправиться в Галле изучать медицину. Такой же точно опыт был проведен и перед мэтром Цорном, не желавшим отпускать способного помощника, в присутствии двух священников, весьма скептически настроенных по отношению к алхимии. Результат был безупречен, а обоим почтенным пасторам пришлось отказаться от замечаний в адрес герметической науки.
Беглец
Следуя наказу Ласкариса, Бёттгер продолжал демонстрации. В Берлине только и говорили, что о «юном адепте», причем жители города разделились на два лагеря. Первые – те, кому посчастливилось быть свидетелями трансмутации, - свято уверовали в истинность алхимии. Вторые же судили о ней по слухам и были убеждены, что все это – выдумки и жульничество. Последние и дали Иоганну Фридриху прозвище «Adeptus ineptus» (глупый адепт, лат.)
Слух об опытах Бёттгера дошел до короля Фридриха-Вильгельма I, который тут же приказал схватить юношу. К счастью, Бёттгера предупредили, и он, спешно покинув Берлин, отбыл в Виттенберг, где жил его дядя. На переправе через Эльбу молодой человек заметил погоню, и ему пришлось прятаться от прусских солдат в лесу. Не успел бывший помощник аптекаря обосноваться в Виттенберге, как король прусский потребовал, чтобы город выдал ему его подданного. Но курфюрст Саксонский и король Польский Август II, исходя из того, что несчастный юноша родился в Саксонии, также предъявил на него права, и между двумя странами едва не вспыхнула война. Перепуганный Иоганн Фридрих Бёттгер добровольно отправился на родину, в Дрезден – лишь бы подальше от берлинского двора!
Золотая клетка
По прибытии в город его немедленно отвели к курфюрсту Саксонскому, который потребовал показать знаменитый опыт. На его глазах Бёттгер провел успешную трансмутацию, и изумленный Август II тут же даровал ему титул барона. От неожиданности юноша как-то сразу забыл о своих планах изучать медицину и предался разгульной жизни, бездумно тратя подаренный Ласкарисом порошок на выпивку и удовольствия. В течение двух лет мнимый адепт был центром внимания, задавал роскошные пиры, а светские дамы были от него без ума.
Но «философский камень», созданный подлинным адептом, таял на глазах, и Бёттгеру пришлось всерьез задуматься. Вспомнив о прочитанных некогда алхимических трудах и устных наставлениях Ласкариса, молодой человек попытался возобновить запасы »философского камня», но потерпел фиаско. В один прекрасный день у него не осталось ни крупицы порошка, и удача его покинула.
Ему пришлось отказаться от балов и приемов, и все «друзья», два года пировавшие за его счет, отвернулись от него. Любовницы его бросили, а слуги распустили слух о готовящемся бегстве, в результате чего курфюрст приказал арестовать его и держать под стражей.
Ласкарис, издалека наблюдавший за карьерой своего ученика, попытался вызволить его из заточения, но план провалился. А Бёттгер был переведен в крепость Кёнигштайн, где ему была предоставлена лаборатория: курфюрст требовал создания «философского камня»!
Улыбка Фортуны
Бёттгер знал, что не способен создать «философский камень» и, дабы отсрочить пытки и смерть, грозившие ему в случае раскрытия обмана, ставил в своей тюремной лаборатории хаотические опыты. Однажды ему удалось получить вещество, которое комендант крепости, граф фон Чирнхаус, опознал как красный фарфор. Это случилось в 1704 году. До того момента изготовление фарфора было тайной, которой владели только китайские мастера, и открытие подобного рода способно было озолотить изобретателя. Этот секрет оберегался со всей возможной тщательностью, разглашение каралось смертью, ходили слухи, что за возможность овладеть технологией производства фарфора мастер вырывает язык ученику, а все европейские промышленные шпионы, схваченные за попытками что-либо выведать, неизбежно заканчивали свои дни в бочке с кипящим маслом. Естественно, комендант понял всю важность открытия своего узника, благодаря его влиянию эксперименты продолжились, и в 1709 году Бёттгер раскрыл секрет белого фарфора – один из самых дорогих секретов эпохи. Для курфюрста это было равносильно созданию «философского камня», и на радостях он простил мнимого адепта, вернув ему свободу вместе с титулом барона, а затем назначил его директором первой мануфактуры саксонского фарфора в Дрездене.
Но Бёттгер недолго пользовался милостью Августа II. Вновь обретя вкус к роскоши, он начал предаваться излишествам и через десять лет умер, подорвав свое здоровье неумеренным потреблением алкоголя. «Глупому адепту» было тридцать семь лет.
|